— Вот-вот! Вместо того, чтобы купить беременной подружке творога с апельсинами, взял и купил поллитровку. — Вадим улыбнулся. — Это ведь тоже кое о чем говорит. Какое уж тут предательство!
— Ты разговариваешь со мной, как с ребенком.
— А ты и есть ребенок. Во всяком случае, сейчас.
Изотов порывисто вздохнул.
— Что ты собираешься делать?
— А что мне еще остается делать? Отправлю тебя домой спатеньки, а сам пойду к своим воспитанникам.
— Значит, все как обычно? По расписанию?
— Разумеется. Сегодня у них заключительная серия. Самая важная, кстати сказать. А завтра ночью тебе придется отыграть финал.
— В лесопарке, как всегда?
— Пожалуй. Разве что переоденем парочку санитаров в милицейскую форму. Так уж мне удобнее по сценарию. Заедем в лесопарк, вынесем их на полянку и организуем торжественную встречу с родней и службой спасения. Само собой, прихватим фонари, мегафоны.
Дрожащей рукой Изотов провел по лицу. Он уже почти пришел в себя. Лечащие ладони Дымова сделали свое дело. Забавно, но, выкачав избыток хмельной мути из коллеги, Вадим и сам ощутил в себе дополнительную энергию. Еще один живой пример баланса. Баланса идеального, приносящего благо обеим сторонам.
— Где они у тебя на этот раз побывали? — пробормотал Изотов. — Если не секрет, конечно?
— Да какой там секрет. — Вадим хмыкнул. — На этот раз я загнал их в плен к сектантам. Понимаешь, те двое, что пытались покончить самоубийством, ходили в одну сектантскую компаху. Словом, я посчитал полезным повторить урок, но уже для всех разом. Так что мальчиши-плохиши хлебнули лишку по полной программе. Заодно и прививку получили от фанатизма. Там ведь их тоже собирались принести в жертву. Потому и задали драпака. А далее — все по проторенной тропке. Глухие леса, топи, медведь шатун.
— Сработаешь им шрамы?
— Обязательно. Мальчишки обожают подобные отметины.
— Зато как огорчатся, когда через полгода все сойдет.
— Главное, чтобы сошло то, от чего мы их лечим…
— Тут ты прав, — Изотов кивнул, а Вадим наконец-то отнял горячую ладонь от его плеча. Александр действительно пришел в себя. Вместо страха и рабской преданности в глаза его вернулось прежнее человеческое выражение. Еще немного, и снова начнет шутить.
Выпрямившись, Вадим обвел рукой темя Изотова. Голос его налился особой звенящей силой. Он говорил медленно и уверено:
— Сейчас ты вернешься домой и крепко выспишься. О Мадонне и о хаккерах ты забудешь. Раз и навсегда…
Эту метаполость, расположенную чуть выше черепной коробки, Дымов успел изучить давно и досконально. Именно здесь, по его наблюдениям, таились главные ключики от человеческой памяти. Ключики хитрые, несколько похожие на отмычки, но в сущности это было не столь уж и важно. В очередной раз организм подтверждал свою нутряную мудрость, проводя своеобразную селекцию и кропотливо отделяя негатив от позитива. А потому работа была не столь уж и сложной. Совершая привычные манипуляции, Вадим даже не задавал себе задачи вдаваться в детали. Слов нет, человек имел право помнить прожитое и пережитое, его жизнь целиком и полностью могла принадлежать только ему. Но, увы, не всякое право шло людям на пользу. Во всяком случае, немногие из психотерапевтов взялись бы оспаривать одно из выгоднейших умений человека, а именно — умение забывать. Именно это Вадим и помог сейчас сделать Саше Изотову…
Ситуация, в которой оказался Геннадий, была явно незавидной. Пожалуй, в подобной роли ему приходилось выступать впервые. Со стороны это выглядело все равно как попытка провинившегося школяра оправдаться перед учителем. В роли учителя, разумеется, выступал нахохленный Денис Трофыимович.
— …Кто же знал, что так все произойдет. Техника есть техника. Толик хотел мне помочь и сам залип.
— Там у него беда какая-то с коробкой передач, — встрял Анатолий. — Честно говоря, до сих пор не понял, что там у Гены приключилось.
— Не понял? — глазки Дениса Трофимовича зловеще прищурились. — Значит, вы до сих пор не дотумкали, что к чему?
— Сначала я думал — свечи… — Начал было Геннадий и умолк. До аналитика только сейчас дошло, к чему ведет Денис Трофимович. — Да еще этот гаишник долбанный… Подождите, вы что же, полагаете…
— А тут и полагать нечего! — с издевкой произнес Денис Трофимович. — Он всех вас сделал. Как желторотых птенцов. И мозги вам запутал, и гаишника подослал, и мотор заглушил. Мда… Я еще мог наезжать на Шматова с Мироновым, но от вас таких ляпов, честно говоря, не ожидал.
— Но мы ведь даже к парку еще не приблизились! Как можно влиять на таком расстоянии! Да и не мог он знать всех участников операции!
— Значит, как-то узнал и вычислил. А уж, вычислив, позаботился о том, чтобы ни один из вас не добрался до места назначения вовремя. Именно поэтому Михаил подскользнулся и вывихнул лодыжку, а Василий свернул в проулок и заблудился.
— Я думал только чуток срезать путь. — Оправдываясь, пробубнил Василий. Гладкая физиономия его была абсолютно пунцовой. — Они же рынок стороной обходили, вот я и подумал, что напрямки будет лучше…
— Это не ты подумал, Васенька, это Он подумал. — Денис Трофимович поморщился. — Ты хоть сообразил, куда забрел?
Лицо Василия вытянулось. Сказать ему действительно было нечего. И выражение «заблудился в трех соснах» подходило к его ситуации на все сто процентов. Мысль «чуток срезать» дорогу и впрямь пришла к нему совершенно внезапно, словно бы извне. И обычно осторожный, не клюющий на дешевые уловки, Василий совершил на сей раз необдуманный поступок — взял и свернул в проулок, дворами попытавшись одолеть дистанцию до лесопарковой зоны. В итоге приключилась самая настоящая мистика. В одном из двориков он испытал обморочное головокружение и на миг даже присел возле какой-то песочницы. Когда же головокружение прошло, он вдруг с ужасом сообразил, что потерял всяческую ориентацию. Даже теперь, вспоминая свое необъяснимое состояние, он начинал заикаться и нервно подергивать литыми плечами. Шутка Палача оказалась и впрямь превосходной. По словам Василия, на какое-то время ему даже всерьез стало казаться, что он снова в Москве, где-то неподалеку от Новодевичьего кладбища. Про Урал силовик вспомнил лишь после получасового блуждания по каким-то незнакомым пустошам и улочкам. То есть и вспомнил, верно только, когда ему было дано на то «разрешение».