Время палача - Страница 39

Впрочем, если говорить объективно, начало положил сам посетитель. Вадим уважал сильные рукопожатия, но как выяснилось, Соболев пожимал руки не просто сильно, а очень сильно — до похрустывания косточек, стискивая чужую кисть, как спортивный эспандер. При этом от Дымова не укрылось, что глазки бизнесмена глядят внимательно, словно изучают реакцию испытуемого. Потому и вспылил, сделав гостю откровенно больно, заставив побелеть, а, спустя мгновение, и торопливо отшатнуться. Вероятно, новоиспеченный клиент даже толком не осознал, что с ним случилось. Рука его сейчас горела огнем, и он едва удержался от того, чтобы не потрясти ею, как трясут обычно после неудачного удара молотком по пальцу.

— Вы и с дочерью играете в такие игры? — Вадим строго посмотрел в глаза Соболеву.

— Откуда вы это взяли?

— Просто так из окна не выбрасываются.

— Но я… Я был вынужден поговорить с ней. — Гость явно был сбит с толку, однако успел уже прийти в себя. — Она моя дочь — и она начала колоться. А потом эти постоянные телефонные звонки, какие-то подозрительные знакомые… Вы полагаете, я должен был все это терпеть?

Вадим неспешно обошел стол и уселся в кресло. Гость продолжал стоять перед ним нашкодившим учеником — большой и важный человек, доведший родную дочь до ручки, а точнее — до суицида.

— Признайтесь, вы ведь наказывали ее? Ремнем или чем-нибудь еще? Может, даже хлестали по щекам?

Дымов говорил намеренно резко. С подобными типами шокотерапия приносила самые быстрые плоды.

— Послушайте, вы! Какого черта…

Вперив глаза в лицо гостю, Вадим склонил голову набок. Так и не довершив фразы, Соболев замолк.

— Давайте я сам расскажу вам о том, с чем вы ко мне пожаловали, хорошо? — Вадим по-хозяйски скрестил на груди руки. — Итак, ваша дочь уже пару лет балуется травкой, попивает алкоголь. Наверняка, пропадает ночами на дискотеках, сходит с ума от «Эмми-Блюз» и «Би-2». Вы не раз запирали ее дома, отбирали ключи, запрещали выходить из дома. Как водится, большинство подобных бесед завершались истерикой. Видя слезы, вы полагали, что это и есть педагогика. А когда умер лидер «Пасынков», ваша дочь попыталась покончить с собой в первый раз. Спряталась в ванной и полоснула кухонным ножом по венам. Увидев кровь, испугалась и закричала. Первое, что вы сделали, ворвавшись в ванную, это схватили ее за волосы и влепили оплеуху.

— Я повез ее в больницу… — пролепетал Соболев.

— Потом — да. А сначала наговорили ей кучу гадостей. Кстати, ваши разговоры — отдельная тема, потому как разговорами это можно называть с большой натяжкой. Обычно вы изрекаете, а она молчит. Либо вполголоса огрызается. А когда вы выходите за дверь, наверняка бросает вам в спину приглушенный матерок.

Лицо бизнесмена пошло пунцовыми пятнами.

— Кто знал, что эта тварь будет похожа на свою шлюху родительницу!

— А мне сдается, что она больше похожа именно на вас. Тот же скрипучий характер, то же желание быть сильной, повелевать окружающими и собой.

— Да какая, к чертям, сила, если она хочет подохнуть!

— Сильные рвутся к свободе, — внушительно произнес Вадим, — а самоубийство в какой-то степени тоже является актом свободы. Люди убивали себя, протестуя против режима, делали харакири, избегая позора, стрелялись, дабы избежать плена. Так что, дорогой мой папаша, зарубите себе на носу: в девяноста случаях из ста, пускаясь в пагубные предприятия, дети попросту протестуют и стараются доказать свое право на самостоятельные решения. Это касается и алкоголя, и наркотиков, и раннего знакомства с противоположным полом. Вы говорите «нельзя», и они автоматически посылают вас куда подальше. Нет понимания, не будет и послушания. Кстати сказать, категорию послушания давным давно пора подвергнуть обструкции. Родители должны дружить с детьми, а не общаться с ними при помощи команд. Педагогика это отнюдь не дрессура. — Вадим подумал, что начинает цитировать самого себя слово в слово. Грустно, но из недели в неделю он повторял одно и то же, менялись только слушатели. Разумеется, можно было измыслить что-нибудь новенькое, но к чему? Они и старенького по-прежнему не понимали…

— Таким образом, милейший, если родительское «нельзя» трудно преодолеть иным способом, дети обращаются к последней возможности обрести свободу. Не в силах сбежать из дома, они сбегают из жизни. Вот вам и вся правда. А теперь скажите, в чем именно я допустил неточность?

Вяло шагнув вперед, Соболев без сил опустился на стул.

— Откуда, черт побери, вы знаете про ванную и про нож? Вы не могли этого знать… — он выглядел раздавленным, нижняя губа его чуть заметно дрожала.

— А мне и знать не нужно. Все это обычная статистика. Что у нас, что в Америке — всюду одно и то же. К сожалению, истории внутрисемейных отношений похожи как близнецы братья. Расхождения встречаются в мелочах, но не в главном. Ну, а если отсутствует один из родителей, — я говорю уже о вашем случае, — проблема еще более обостряется. Неприязнь перерастает в ненависть, внутренний протест принимает истероидные формы.

— Но я люблю ее, — пролепетал Соболев. — Люблю мою Верочку! Кроме нее у меня никого нет.

— Хорошие слова! — Дымов кивнул. — Раз уж вы заговорили по-человечески, можно, наконец, приступить к обсуждению курса лечения.

В глазах Соболева зажегся слабый огонек.

— Это действительно поддается лечению?

— Само собой. Другое дело, что результат лечения следует закреплять, а с этим уже труднее. Если все вернется на круги своя, история с прыжком из окна повторится… Кстати, где сейчас ваша дочь? Вы оставили ее внизу?