Время палача - Страница 91

— Сделку? — Носорог тускло глянул в бокал, и на глазах Аксана пенная жидкость сама собой начала подниматься, с шипением заливая стол. — А если он не пойдет на твою сделку?

— Тогда я уничтожу его.

— Но ведь нож, по твоим словам, оказался бессилен.

— Мы превратим его в решето. Не из железа же он, черт подери!

Носорог покачал головой.

— Обычное стрелковое оружие тут может оказаться бессильным.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, я знаю, — Носорог тяжело поднял голову. — Если он в самом деле похож на меня, то тут нужен более серьезный калибр.

Наверное, впервые за всю встречу Аксан взглянул на Носорога с пугливым интересом. Пожалуй, то, что сейчас говорил его собеседник, могло бы заинтересовать очень и очень многих. Кремлевского килера убивали уже не раз. Вернее — пытались убить. Дело заканчивалось пшиком, а заказчиков хоронили в палисандровых гробах, и в вереницах провожающих беззастенчиво вышагивал сам Носорог. С роскошным венком в руках и глуповатой улыбкой на жирных, абсолютно не мужских губах.

— Ну, не пушка же?

— Как раз пушка может его и не взять.

— Даже так?

— А ты сам прикинь, — Носорог сомкнул пальцы широким кольцом. — Вот, что сделает снаряд, пробуровив его тело. Всего-навсего. Дырка, конечно, впечатляющая, но пусть не сразу, но он ее зашьет. А после явится по твою душу, чтобы ответить тем же.

— Тогда что же? — сипло выдохнул Аксан.

— Взрывчатка. — Носорог улыбнулся. — Либо гранатомет, либо хорошая бомба. Чтоб в куски, смекаешь?

Аксан судорожно кивнул.

— Но для начала я встречусь с твоим красавцем. Может статься, не так страшен черт, как ты его тут малюешь. А уж после встречи окончательно решим, что с ним делать.

— Ты считаешь, что сумеешь с ним справиться?

— До сих пор справлялся со всеми.

— Он — не все.

— Возможно, — Носорог глянул на Аксана исподлобья, и что-то особенное проблеснуло в его глазках — нечто зловещее, наводящее ужас. Дрогнув, Аксан скосил глаза вниз на собственный живот. Ощущение было таким, словно в жилетку ему уперлось сабельное острие. Но ни сабли, ни чего-либо отдаленно напоминающее лезвие он не увидел. Сгустившаяся пустота продавила его костюм, прижала к спинке стула.

— Что это? — просипел Аксан.

— То, за что меня прозвали Носорогом. — Собеседник ухмыльнулся. А в следующую секунду противоестественная ямка на костюме Аксана исчезла, он с облегчением перевел дух.

— Теперь ты понимаешь, что я могу с ним сделать?

— Понимаю… — Аксан дрожащей рукой огладил костюм.

— Ни хрена ты не понимаешь. — Брезгливо бросив на залитый стол салфетку, Носорог тяжело поднялся. — То, что проделает твоя бомба, я могу сотворить голыми руками. А точнее — вовсе без рук… Ладно, поехали, что ли в гостиницу. После этой воздушной болтанки я хотел бы немного поспать.

Глава 9

Пожалуй, если бы не пациенты подросткового возраста, в клинику он сегодня возвращаться бы не стал. Но, увы, сразу у семи парнишек сегодня подходил к концу реабилитационный срок. Это было также его идеей, а точнее развитием одной из задумок Ганисяна, добрейшей души человека, ютившего в своем музее детишек и разбивавшему их по принципам совершенно далеким от возрастных. Детей Ганисяна сплачивали общие интересы и общие беды. Это помогало им выжить, более быстро встать на ноги и обрести себя. Нечто подобное Дымов решил воспроизвести и в «Галактионе». Лишь на треть наркомания в подростковой среди — забава и следствие бездумности, на две трети — это чистой воды бегство. От себя, от родителей, от недоброго мира. Вадим пытался вернуть им мир, по возможности возвращал и непутевых родителей. Беда всех наркологических клиник, что они возвращали мальцов в ту же самую больную среду, и излеченный от зависимости подросток вновь оказывался один на один с тем, от чего он пытался спастись в прошлом. Именно поэтому психологи «Галактиона» формировали из юных наркоманов подобие групп, если и не спаянных общими интересами, то во всяком случае способных дружить и общаться. И уже готовые микроколлективы отдавались в стационар — «на съедение» Вадиму. Секреты именно этого периода лечения он продолжал удерживать в тайне. В тайне от прессы, от родителей и даже от своих ближайших коллег. Плацебо перестает быть плацебо, если о нем знают с первых дней приема. Нечто подобное работало и здесь. Собственно говоря, родственники формулировали заказ, и на этом их функция заканчивалась. Когда это было возможно, Вадим «воспитывал» и их, но главная реконструкция должна была, конечно, коснуться психики самого ребенка. Не изобретая ничего нового, Дымов попросту вышибал клин клином. На смену тоске и фрустрации, неизменно являющимся после физиологического отвыкания от наркотиков, он преподносил «сильные впечатления» — порой настолько сильные, что наркотические виртуалии попросту теряли свою последнюю привлекательность. Проще говоря, он организовывал детям опасные приключения, заставлял сообща пройти по краю обрыва, испытать боль и страх, познав истинную цену дружбе и товариществу выкарабкаться из практически «безнадежной» ситуации, вернувшись в реальный мир не просто выздоровевшими, но и окрепшими духовно.

Ввергая подростков в коллективный транс, он отдавал их в руки бандитов, сажал в подобие концентрационных лагерей, гнал через опустошенные нейтронным оружием города, на терпящих бедствие судах заставлял скитаться по океанам, проявлять смекалку, силу воли и в итоге, конечно же, побеждать. Человеку, ощутившему хоть раз вкус настоящей победы, никогда уже не стать хроническим беглецом. Разумеется, в жизни его будут спотыки, временные отступления, но в беглеца ему уже не превратиться. Хотя бы потому, что он будет знать разницу между иллюзорной сладостью бреда и вдохновением настоящей — не чужой, а своей собственной победы. Если же после возвращения в мир рядом окажутся сотоварищи по оружию, выздоровление будет окончательно закреплено. Одиночество и непонимание окружающих — вот то, что сводит на нет любые усилия врачей-наркологов. Статистика же «Галактиона» могла похвастать уже не одной сотней безоговорочных побед…