Время палача - Страница 83

Лиза… Так ее, кажется, звали. Точнее — и звали, и зовут по сию пору. Именно к ней рвался тот стриженный охранничек. За нее и схлопотал в бедро пулю…

Дымов чуть дернулся, воочию ощутив входящий в ногу металл. Зажмурившись, сделал несколько осторожных шажочков. теперь он стоял в точности на том самом месте, где находился инкассатор в момент выстрела. Маховик времени замедлял ход, невидимые шестеренки начинали раскручиваться в обратном направлении. Сейчас Вадим рисковал как никогда. Обычно ни в будущее, ни в прошлое он старался без нужды не соваться. Время вплотную сливалось с Вечностью и Смертью, — ни первое, ни второе не терпело постороннего вмешательства. Запретная эта территория напоминала путаницу беспросветных ловушек, подвалов и коридоров, соваться в которые было попросту опасно. Бездна притягивает — как сказал кто-то из великих, и жуткую эту гравитацию Вадим ощущал всякий раз, когда заглядывал туда краем глаза. Наверное, он вовремя останавливался. Нечто подсказывало ему, что один лишний шаг — и все будет кончено. Он попросту выйдет из этой жизни, как из комнаты. Будущее станет настоящим, вплотную приблизив холодное небытие. А потому, бросая вызов неведомому, он рисковал лишь частью сознания и частью своего тела. Совсем как человек, пытающийся с помощью зеркальца выглянуть из-за простреливаемого угла.

Территория глонов жила по иным законам. Холодное измерение не подчинялось суетной диффузии, храня отзвуки прошлого довольно длительное время. Это и давало возможность внимать ушедшему, ощущать то, чего в настоящем времени уже не было…

Мгновение — и его метатело растеклось по шершавому тротуару, задрожав, нырнуло в омут нездешнего мира. Оставив во дворе призрачное подобие Дымова, он вошел в мерзлое нездешнее желе и немедленно ощетинился острыми шипами. Зрение с трудом, но подстраивалось к новым условиям. Включив круговой обзор, он медленно поплыл вперед. Двигаться было неимоверно трудно, — препятствием было все: черная, расстилающаяся внизу земля, пластилиновые скалы, плотная, более напоминающая воду атмосфера. И всюду стыли тени — серые, неугадываемых форм, чуть подрагивающие. В ближайшую из них Вадим и запустил с осторожностью один из гуттаперчиво вытянувшихся шипов. На всякий случай заранее заблокировал нервные окончания. Однажды он уже лишился таким образом доброй трети своего метатела. Именно так работала Смерть, когда в ее жилище бесцеремонно вторгались чужаки. В сущности тень мог оставить кто угодно — угодивший под чужой ботинок бездомный пес, споткнувшийся на бордюре пенсионер, ребенок, получивший незаслуженную затрещину. Этот мир впитывал в себя черные эмоции, как губка дождевую воду. Кто знает, возможно, тем и подпитывал глонов, хотя образ жизни последних по сию пору оставался для Дымова загадкой.

По счастью, эта тень оказалась неопасной. Некто больной и чертыхающийся, развернул газету прямо во дворе, прочел нечто шокирующее и ахнул. Забавно! Даже матерного эпитета хватило, чтобы увековечить себя в этом промозглом мире. Видно, сказано было от души.

Дымов продолжал всматриваться. Образы, картинки текли в него пестрой чередой. Какая-то беззубая старушенция, кормящая голубей, полосатой масти кот, пасущийся поблизости, и…

Вадима передернуло. Тень была не ахти какой глубокой, однако энергию тянула, как добрый пылесос. Торопливо высвободившись, он настороженно вгляделся. Так и есть! Стайка шерстистых безглазых аборигенов уже топталась на отдалении. Сейчас они напоминали стайку гиен, рассмотревших забредшего на их территорию льва. Приближаться пока не приближались, однако и радушия не выказывали.

Вадим поискал глазами — вернее, тем, что заменяло ему глаза, и почти сразу рассмотрел припавшего к земле призрака. Без сомнения человек! В районе головы едва заметное пульсирующее сияние. Качнувшись к тени, Вадим обнял его сразу двумя меташипами. И словно провалился в колодец. Свет ударил по глазам, страх стянул мышцы стальными тросами. Заныла простреленная нога, и отчаянно страшно стало за супругу. Ту самую Лизу-Лизавету…

Болеть чужой болью — занятие безусловно почетное, однако не самое приятное. С большим трудом Вадиму удалось припомнить о своей главной миссии. Зрение, обоняние, слух! — одно за другим он переключал чувства лежащего призрака на себя, мало-помалу превращаясь в поверженного инкассатора.

Увы, как выяснилось, охранник в самом деле ничегошеньки в те роковые минуты не видел. Разве что покрытый трещинами асфальт и кроссовки оказавшегося рядом бандита. В затылок упирался ствол, по ушам били чужие угрозы, но это его мало интересовало. Сделав мучительное усилие, Вадим соприкоснулся с метателом стоящего поблизости человека. Осторожно проскользнул вглубь чужого поля, слился с его нервной сетью.

Вот теперь он рисковал по-настоящему. Брел даже не по тонкому тросу, а всего-навсего по его несуществующему подобию. Знай глоны, в каком состоянии он сейчас находится, наверняка бы решились на активные действия. Энергия Дымова стремительно иссякала, становилось отчаянно холодно. Зато и земля наконец, чуть качнувшись, тронулась вниз. Поднимаясь выше и выше, Дымов обрел возможность видеть глазами бандита, слышать его ушами…

Черт подери! Наконец-то!.. Вот и бронемашина с распахнутыми дверцами, с зеленой полосой вдоль всего кузова. В кабине дремлющий за рулем охранник, неподалеку от машины бритоголовый крепыш с короткоствольным помповиком в руках. На плечах — женская накидка, на лице — намордник респиратора. Что особенно интересно — тут же поблизости детская коляска. С рифленой ручки свисает массивный рефлектор. По всей видимости, этой штучкой и ослепили бедолаг инкассаторов. Сколько там у нее импульс? Наверняка сотен пять джоулей. Такими конструкциями, говорят, и самолеты сбивают. Не хуже, чем боевыми лазерами.