Время палача - Страница 42

Не успели поделиться с сильными мира сего? Да, не успели. А вернее сказать, не особенно и рвались делиться. Поскольку, заполучив первые миллионы, сами почувствовали себя сильными и могучими. Поскольку выяснилось, что деньги — это не только квартиры, дачи и шикарные иномарки, это еще и возможность влиять на государственных служащих, это наличие собственных адвокатов и своей мини-армии. При этом каждый пятый из наемников за дополнительную премию мог пойти на правонарушение. Например, где-нибудь на ночной улочке покалечить не в меру дотошного журналиста или спровоцировать бузу среди протестующих вкладчиков, превратив легальную демонстрацию в дешевый фарс. Если же премию выплачивали в валюте, доводя суммы до пятизначных чисел, то по воле плательщика легко и быстро исчезали люди. Разумеется, только те, кто мешал, — языкастые ревнители человеческих прав, неустанные борзописцы из газет, дотошные въедливые ветераны. Эта когорта горлопанов готова была биться с самим чертом за свои жалкие копейки, потому и получала от него сполна.

Так или иначе, но это не было иллюзией, — Иван Трофимович действительно ощущал себя богом, способным распоряжаться чужими судьбами и чужими жизнями. Он и распоряжался — как хотел и как умел. Перестроечный российский хмель оказался опасным зельем, вскружившим головы очень и очень многим. Тем не менее, до поры до времени у него все получалось. Капиталы множились, число улыбчивых помощников месяц от месяца увеличивалось, росли и собственные аппетиты. Банк на то и банк, чтобы пускать средства в оборот, — вот они и пускали, успев хорошенько погреть руки на акциях Газпрома и Лукойла, по дешевке отхватив немало приватизированных предприятий, запродав иностранцам не один эшелон с медью, чугуном и аллюминием. В это тогда не играл только ленивый. По слухам, европейские склады ломились уже от российских металлов, а к ним продолжали везти и везти.

Словом, жил в те годы Иван Трофимович сытно и сладко, обрастая жирком, как панцирем, не вспоминая о прошлом, не думая о будущем. И даже когда на горизонте замаячил первый экономический кирдык, он не спешил нервничать, продолжая оставаться в своем директорском кресле, безбоязненно разъезжая по городу на полюбившемся «Лексусе». Разумеется, гладко получалось далеко не всегда, но конфликты с общественностью только впрыскивали в кровь адреналиновые дозы. Беспокоиться в самом деле не было причин, поскольку дырявый закон защищал именно таких, как он, и та же милиция вынуждена была охранять все подходы к банку «Возвышение», пресекая любые попытки пикетчиков разбить стекла или написать на стене что-нибудь непотребное. Однажды из толпы в автомобиль банкира швырнули чернильницей, но и это Ивана Трофимовича не слишком расстроило. Пуленепробиваемое стекло стойко приняло удар, чернила скоренько отмыли, а хулигана без проблем разыскали, осудив на пару лет общего режима. Жизнь Ивана Трофимовича все более уподоблялась теннисному турниру, где ему приходилось играть не с равноценным партнером, а с большой безмолвной стеной. Все удары легко просчитывались, а силу и угол очередной атаки он волен был менять, согласуясь с собственным настроением.

Конечно, когда по стране прокатилась волна судебных разбирательств и даже самые наивные старушонки наконец сообразили, что вложенных рублишек им больше никогда не видать, залихорадило и его банк. Одна за другой хлынули проверяющие комиссии, осмелевшая пресса в голос стала требовать общенародного суда. Но было уже поздно. Большая часть активов «Возвышения» благополучно переправилась за рубеж, а того, что осталось, с лихвой хватило на отмазку и цивилизованное отступление. Куда? Да все туда же — на теплые зарубежные взморья, где в те далекие годы от новоиспеченных российских купцов и татуированной братии было не протолкнуться. Три года жизни в Италии, на Кипре и Канарах пролетели, как один день, а далее нужным людям были сделаны красивые подарки, после чего последовало спокойное возвращение на родину. И снова все было просчитано верно. Родина приняла его без объятий, но вполне радушно. Прошлое оказалось безвозвратно забыто. То есть так ему чудилось еще совсем недавно. А потом…

Потом его навестили первые призраки. Призраки его врагов и всех тех, кого по его приказу калечили и убирали. Увы, таких оказалось немало. Обиженные вкладчики и бомжеватые хозяева приглянувшихся квартир, строители и фермеры, наказанные за долги, кокуренты, в разное время пытавшиеся переманить клиентуру и опрометчиво насылавшие на «Возвышение» столичных аудиторов — все эти люди, давно уже почившие в бозе, лишенные физических тел, неожиданно вспомнили об Иване Трофимовиче, явившись из загробного мира в виде теней и жутковатых масок…

— Я ведь говорил тебе, что прятаться от меня бессмысленно.

Голос прозвучал откуда-то из-за спины, чужое дыхание чуть шевельнуло волосы на затылке. Дернувшись всем телом, Иван Трофимович выскочил из угла, испуганно обернулся. Там, где он только что находился, теперь стоял ОН. Тот самый человек, что в первый же визит назвал себя Палачом. Не подлежало сомнению, что всех этих призраков приводил к банкиру именно он, и именно этого человека Иван Трофимович боялся по-настоящему. Призраки были бесплотны и беззвучны. Они могли пугать и лишать сна, но ничем серьезным Ивану Трофимовичу они не угрожали. Другое дело — этот человек, хотя… Человеком его можно было именовать с большой натяжкой. Ни глаз, ни даже лица его банкир никогда не видел. Некая расплывчатая пустота под широкополой шляпой и пакостное ощущение собственной незащищенности. Даже не имея глаз, Палач видел его насквозь, но самое страшное таилось в той обморочной жути, что пульсирующими волнами исходила от этого человека. Вот и сейчас банкир ощутил спазм пищевода, а подломившиеся ноги сами собой опустили его на пол.