— Я называю это своей берлогой. Осваивайся.
— Всего однокомнатная? — она выглядела изумленной.
— Ты ожидала, что я живу во дворце?
— Честно говоря, да. С вашими-то способностями давно уже можно было бы жить в какой-нибудь Швейцарии.
— Опять «выкаешь»?
Она смущенно пожала плечиками.
— Мне нужно привыкнуть.
— Привыкай.
— Но ведь я права. Ты действительно мог бы купаться в золоте и жить за границей.
— Предпочитаю купаться в обычной воде, а жить в России. В общем, красавица, мой свои прелестные ручки и проходи на кухню.
— На кухню?
— Да, тут сразу за поворотом, не заблудишься…
Когда, спустя пару минут, Аллочка села за стол и движением послушной ученицы продемонстрировала ему чистые ладони, он отечески погладил ее по голове.
— Умница! Чай или кофе?
— Лучше чай.
— Тоже хорошо.
— Почему?
— Как тебе сказать… Кофе — напиток вредный, а кроме того — откровенно грубоватый. Ценитель кофе — в некотором смысле ценитель самогона. Ароматно, терпко и никаких нюансов. Вот чай оценить по достоинству значительно сложнее. Зато и пользы от него не в пример больше. Чего улыбаешься? Это я тебе, как врач, говорю.
— Да какой ты врач! Ты маг и экстрасенс. Это куда значительнее.
— Тем более. Значит, должна поверить на слово, что чай лучше и полезнее. Хотя кофе у вас почему-то популярнее.
— У вас?
Вадим уставился на нее честными глазами.
— Я сказал «у вас»?
— Именно так ты и выразился.
— Видимо, оговорился.
— А мне кажется, что нет.
В воздухе повисло молчание. Слышно было, как нечто живое и сердитое толкается в чайнике, ударами изнутри подбрасывая крышку. Может быть, пар, а может, и нечто иное. Дымов, не вставая, развернулся на табурете, дотянулся до плиты и выключил газ. Тем и хороши российские кухоньки, что уютны и крохотны. Не сходя с места можно ужинать, рыться в холодильнике, мыть посуду и даже шлепать тапком настенных тараканов.
— Знаешь, Вадим, я ведь давно тебя вычислила.
— Да неужто?
С самым серьезным видом Аллочка кивнула
— Я не шучу. Ты не такой, как все. Самую малость, но не такой. И рекламу не смотришь, и фильмов наших не знаешь. То есть, ты, конечно, эрудированный человек, постоянно цитируешь какого-то Экклезиаста, Бергсона, Кирхгофа…
— Наверное, Киркегора? Кирхгоф — не философ, а немецкий физик. Работал в Петербургской Академии Наук.
— Вот видишь, а я и этого толком не знаю. И никто из моих сверстников не знает. У нас другое образование, понимаешь?
— Вот и помоги мне. — Разливая чай, Вадим кротко улыбнулся. — Подскажи, где и какие ляпы я совершаю. Обещаю, что буду к твоим советам прислушиваться.
Помешав ложечкой в кружке, Алла подняла голову. Глаза ее распахнулись во всю ширь, став похожими на пару женских зеркалец. В каждом из них Дымов с удивлением разглядел себя — сидящего на табурете, с кружкой парящего чая в руке.
— Скажи честно, ты шпион?
Он усмехнулся.
— Знакомая фраза. Не помню, откуда.
— Вот видишь. А люди твоего поколения смотрели этот фильм десятки раз.
— Какой фильм?
— «Адъютант его превосходительства».
— Кажется, я тоже его видел. — Осторожно сказал Дымов. — Одну или две серии.
— А ты целиком посмотри. Очень неплохой фильм. — Аллочка продолжала испытующе глядеть на него. — Если хочешь, можешь спросить у меня то же самое. В смысле, кто я такая. Но я-то не шпионка, и никто меня к тебе не подсылал. Честное слово!
— Я знаю.
Было видно, как она вспыхнула. Даже чуточку разозлилась.
— Между прочим, некоторые товарищи действительно подкатывали с разными вопросами. Пару раз даже деньги предлагали.
— Ну да?
— А ты как думал! Спрашивали о твоих методиках, интересовались пациентами. И знаешь, что я им отвечала?
— Знаю.
Она сердито бросила ложечку на стол.
— Послушай! Если ты умеешь читать чужие мысли, это не дает тебе право…
Вадим мягко накрыл руку Аллочки ладонью.
— Брэк, малыш! Я все понял. И в голову твою я не лезу, поверь мне. Просто о некоторых вещах несложно догадаться без всякой телепатии.
Тревога в ее глазах мгновенно сменилась детским любопытством.
— А ты, правда, умеешь угадывать чужие мысли?
Вадим ласково погладил ее руку, ответил не сразу.
— Видишь ли, Аллочка, чужих мыслей нет. Мысли — достояние целиком и полностью общественное. Кто-то и впрямь может их слышать. Извне, понимаешь? А кто-то нет. Так они и попадают в наши головы. Вот угадывать чужие намерения у меня действительно иногда получается. Но мысль и намерение — разные вещи.
— Как это?
— А вот так. Волк намеревается утащить теленка, но это не мысль, это зов голодного желудка. Шестнадцатилетний оболтус поедает взглядом красивую дамочку. Его желания также неверно отождествлять с мыслями, поскольку настоящие мысли — это нечто совершенно иное. Я бы сказал — качественно иное.
— Кто вы? — вырвалось у девушки.
— Я? — Вадим покосился за окно, рассеянно потер мочку уха. — Человек, Аллочка. Ко всему прочему еще и мужчина, если ты заметила.
— Ты знаешь, о чем я спрашиваю… — она порывисто вздохнула. — Я ведь давно стала подмечать все эти странности. Даже тетрадку завела с записями.
— Дневник, что ли?
— Ну да, дневник наблюдения. Совсем как в школе. Только я следила не за погодой, а за тобой.
— И к каким выводам ты пришла?
— Я поняла, что ты умеешь то, чего не умеют другие. Мало того, что ты излечиваешь самые жуткие болезни, успокаиваешь психопатов, так ты и говоришь немного не так, и одеваешься странно. А еще я помню того колченогого пса. Ты даже не воспользовался гипсом. Как такое возможно?